О, привезли воду! О, я выпью кофе! НА-КА-НЕЦ-ТА! Наконец-то изчезнет из моей головы это нежный фруктовый зефир и я может быть сделаю что-то полезное ) или хотя бы приятное, а не буду тупо вертеться на кресле
Я не этик, мне это очень-очень сложно и непонятно И психологию я учил по книге "Дрессировка собак служебных пород". Но это чо реально нормально считать, что тебе каждый вокруг должен? Ну там вообще слушать твое тупое мнение или все такое прочее? Или все же клиника и тока дубинкой по почкам лечится?)))
Оу, мне прила в голову потрясающая идея антислешного фантастического или, скорее космически-оперного ориджинала Про то как прилетели бравые инопланетяне (гуманоиды, конечно же) на Землю и... ахуели. Ибо у них самки это вообще дикие существа практически без речевого аппарата и способные запомнить от силы лов тридцать, а произнести два-три + очень короткие слогоподобные имена.
Вот общаются они с землянами, наблюдают за ними и думают: "бляяяя пидорасы!!!"
В преддверии дополнительного выходного, я решил взяться за уборку. Собрал из углов носки и белье. Унес половину мусора и посуды со стола, со второго стола, вытащил из щели между кроватью и стеной какую-то майку и полотенце, снял с ручек беговой дорожки банный халат и приуныл, ибо все мои действия ни на йоту не приблизили меня к вожделенному порядку. Сел задумчиво и принялся мысленно перелистывать альбом с работами Модильяни, размышляя, а не создать ли для провешивания на стену и медитативного созерцания какую-нибудь сильно любительскую копию голой тетки на мятой простыни. Но мысли плыли перемежались и где-то в тот момент, когда я понял, что пастель здесь не покатит развеялись совершенно и перескочили на вещи более примитивные.
И в результате всей последующей умственной деятельности, я пришел к выводу, что пространство мое представляет собой тот самый образец помеси нищебродско-интеллигентской хаты, которое так живо, ярко и бескомпромиссно большевики нарекли словом "вшивый" и быдло-холостяцкой берлоги, только без окурков.
В наличии: Кровать - куда ж без нее. Гардероб - мне туда соваться страшно. Два стола компьютерный и письменный. Три книжных шкафа забитых под завязку исключительно важной и нужной книжной продукцией, по которой любой дядюшка Фрейд или соцеонег бы бросился составлять психологический портрет. Политическая карта европы, альбомы любимых художников и пианино в наличии. Беговая дорожка. Невнятные засохшие растения и педантично поливаемый мной куст листьев по имени Гексли. Подаренные мне в разные годы кружки начиненные карандашами, кисточками и прочей канц. фигней. + ровным слоем: разной меры устарелости технические новинки (в том числе и безнадежно сломанные), открытые книжки, пыль, одежда, карты из раздраконенных колод, монеты, штуки для лечения насморка, штуки для маникюра и прочих ужасов, обертки конфет, целофанинки, огрызки яблок и когда-то важные бумажки.
Какой-то пиздец ))) И э то все на территории чуть больше и совсем немного шикарнее комнатушки Раскольникова.
Да, еще я забыл про клубок проводов ни в одном месте представляющих из себя гордеев узел. А когда-то, в другой жизни, здесь жили еще и пустые бутылки )
Я окончательно уверился в том, что совершенно не способен что либо организовывать и проводить один. Мне нужен всегда кто-то конкретный ради кого и перед кем. Мой товарищ Сталин, мой флаг. все козлы; кризис, суко, ненавижу
мой мозг жжот Приснился Максим (из Острова, йа нисматрел) который прилетел на планету, влюбился в телочку, завалил ее, а оказалось, что на этой планете размножаются вегетативно
По заказу лордека подробности: Он ее валит хочет целовать, а она выпускает побеги веток и говорит: "а где тваи?"
У меня тут возник вопрос, отчасти риторический и безприменительно к кому-либоконкретному. Никак нет. Я-то сам уже давно ни с кем новым не общаюсь. Но вот неожиданно стало интересно.
Почему, когда человек говорит: "Ой, я такой-сякой и очень плохой", - при этом честно предупреждая, ему принято не верить и воспринимать сей гундеж, как кокетство? Ведь человек-то уже давным давно и очень хорошо себя знает и старается честно предупредить, чтобы не пришлось потом, не дай бог, жениться.
А случались ли у вас по жизни неудачи? Такие когда стоишь и не понимаешь что вообще, где в какой момент пошло не так и почему то, в успехе чего не было ни малейшей причины сомневаться вдруг повернулось не то чтобы задом а оскаленной смрадной, пышущей огнем пастью?
многабукофУ меня не случалось, если конечно не считать какие-нибудь пустяковые школьные тройки, маленькие рабочие неурядицы или те не слишком приятные, но скорее забавные случаи, когда ты понимаешь, что вылетел из нелюбимого института, который не посещал уже с полгода.
И тем сильнее ударила, огорошила и надолго выбила из колеи неудача первая. Воде бы кажется все идет, как всегда. Как обычно. И ты делаешь все, как положено, как в учебнике Активен, искренне заинтересован, забавен, в меру глуп, в меру умен. С удовольствием слушаешь и беззаботно болтаешь. Угадываешь настроения тормошишь. Все это само собой. Увлекаешься, как любым новым человеком, как любой новой игрой. И думать о какой-то корысти смешно. Уважаешь чувства и личные заморочки. А потом вдруг оказывается что это все было не просто трата времени и в воздух, как добрая треть онлайн знакомств тех, что на полгода или на месяцок ради приятных вечеров и иллюзии собутыльника. за матовым стеклом, а вовсе и совсем зря.
И начинается: что не так? почему? неужели я сам в себе не вижу какого-то изъяна? в чем был неправ? стратегия не верна? может надо быть более умным или более глупым? более сдержанным? держать по-другому дистанцию? или может установить ментальный щит чтобы не чувствовать ничего? Но самое главное, конечно, ебанная, потеря уверенности в себе. Которая говорила с детства: "любая, любой кого ты захочешь будет твой, стоит только приложить немного усилий". И это конечно хуже всего.
А потом, уже много после удается понять, позволить своей гордости признать, что не все зависит от одного тебя. Что иногда на пути просто может встретиться кто-то, чьи представления о нормах общественного поведения, чести, совести и морали чужды не только любым европейским или же азиатским представлениям о них, но и, верно, не нашли бы понимания ни в одном социальном сообществе во вселенной. Генетически бракованная особь. Таких изгоняют из стаи. Правильно отец говорил мне, читай книжки с описаниями психических отклонений и будет тебе счастье.
Друзья! Не подпускайте изгоев к себе ближе чем на расстояние вытянутого выстрела из дробовика.
NB Если вас вдруг этот пост обидел - отписывайтесь. Не жалко. Но, знайте, что изгои сами и только сами выбирают свой путь, своей неготовностью быть с людьми, любить их и принимать такими, какие они есть и, главное, не способностью принимать внимание и искреннюю симпатию.
Я готов убить себя лопатой ))))) Чувствую самая большая херня, которую я писал, после фика по Джеймсбонду (но вдохновенно писал! С удовольствием! А ржал-то как!)
Ужасный, чудовищный хуморной слеш с ООС по "Не родись красивой". Да, я это смотрел. Та-да!
Название: Виновный должен быть наказан! Автор: Ludowig Фандом: Не родись красивой читать дальшеТип: слэш Пейринг: Воропаев/Жданов/Малиновский Жанр: ээ... э... общий или хумор ) Рейтинг: R Предупреждение: боюсь, что ООС :sm20: Саммари: Воропаев узнает что-то очень интересное Дисклаймер: кому принадлежит тот и стрижет бабки Комментарий: написано в рамках Феста-17 на Красном форуме, по заявке пеппилотты, которая хотела: фик по Красилову (хоть RPS, хоть FPS) Например, гомофоб Воропаев/Александр/Акопов приказывает Жданову/Корфу/Страхову "опустить" Малиновского/Репнина/Красилова, но в "процессе" влюбляется, а там "как фишка ляжет" (рейтинг, желательно, взрослый) Если не прокатит - согласна на LOST Джек/Сойер (что-нибудь аналогичное)
«Подумать только, Андрей Жданов, Андрюшенька... - Воропаев гадливо скривился, - оказался педиком. Петушок, гомик. Тьфу». Он щелкнул по перемотке и еще раз просмотрел короткий на несколько секунд отрывок с камеры наблюдения. «Кира-то, идиотка, еще радовалась, что он помощницу себе выбрал такую, что приличному человеку и глянуть стыдно, - продолжал размышлять он, пригнувшись к самому экрану, с брезгливой миной рассматривая мутный кадр, на котором Жданов прижимал к стене какого-то белокурого манерного пидорка».
Налюбовавшись вдоволь и заодно убедившись, в том что второго в этой пылкой сцене он раньше видеть никак не мог, Воропаев откинулся на спинку кресла с задумчивым видом. О том, что Малиновский, наглая харя, мужским полом не брезгует в Зимолетто знали положительно все. Ну, может быть, кроме Милко и курьера. А вот за Андрюшенькой подобного не наблюдалось, и если уж быть с собой откровенным, то за все время знакомства не было и подозрения. «Каково, а? - он нервно вздрогнул и потер губы пальцем. - Какой, однако, улов».
Призывно запищала трубка мобильного. - Саша, ну что у тебя? - прошипел взволнованно Кирин голос. - Я тут с ума сойду. - Пришел поздно, один, нетрезв, пошатался под дверью и все, - Воропаев, не задумываясь, соврал. - Ну слава богу, - нервозности в голосе сестры поубавилось, - ты не прекращай следить, если что - сразу звони. Только сразу, понял? Он с готовностью со всем согласился и выжал отбой.
Нет, Кире он конечно же скажет — не по-братски это утаивать такую информацию. Но для начала стоит все как следует обдумать. Извлечь прибыль. Выжать все соки. Одно дело застукай он его с бабой. Ну что, покипятилась бы сестричка, побесилась и простила... а так попахивает разрывом помолвки и прости-прощай Андрюша — пинком под зад из компании. И кто тогда станет директором? Воропаев самодовольно ухмыльнулся. Через несколько минут он уже снова прижимал телефон к уху: - Але, Роман? Это Александр, узнали? Нужно поговорить.
***
Малиновский явился опоздав на пять минут, потом мялся на пороге кафе, потом долго садился и бросал настороженные взгляды. - Присаживайтесь, Роман, присаживайтесь, - Воропаев удобно, по-хозяйски развалившийся на диванчике едва не сиял, что еще больше настораживало нагломордого Андрюшиного дружка. - Так что вы хотели, Александр? - спросил тот беспокойно, поглядывая по сторонам, будто из-за соседних столиков вот-вот могли выскочить гангстеры с ручными пулеметами, как в каком-нибудь пошлом фильме. Воропаев, с удовольствием и совершенно очевидным предвкушением рассматривал его и тянул паузу пока официант приносил кофе, пока Малиновский размешивал сахар, делал первые глотки и нервно стучал по блюдцу ложечкой.
- Один наш общий знакомый, - начал он без предисловий, стоило Малиновскому раскрыть рот, - ты, я думаю, понимаешь о ком я. Рискует вылететь со своего тепленького местечка, поссорившись с Кирой Юрьевной. Повод, сам понимаешь, - спонтанно перейдя на ты, Воропаев говорил самым доверительным тоном, - самый весомый, иначе бы я тебя не позвал. Эффект получился замечательный — Малиновский выпучил глаза, так и не закрыв рот. - И, уверен, ты прекрасно понимаешь чем именно это грозит тебе, - продолжил Воропаев, с особым ударением на «тебе». - Предлагаю сделку. - Что?! - и опять Малиновский предсказуемый до тошнотворности чуть не подскочил. - Сделку, Роман, - с самым невинным видом подтвердил Воропаев, - будешь делать все, что я скажу и останешься на прежнем месте, а может быть, если мне все понравится... - Ну ты, Воропаев, и гад, - Малиновский, не дослушав, принялся копаться в карманах в поисках денег — заплатить за кофе, - зря тратишь время. - Понимаю, понимаю, - тот и не думал реагировать. - Кто гад? Кто злодей? Александр. Если уж я чего-то предлагаю, то непременно из самых худших побуждений и сугубо из желания навредить. Малиновский замер, поджав губы. - А вот о том чтобы помочь лучшему другу, вытащить его из серьезны неприятностей, пусть даже ценой своей гордости... - Чего ты хочешь? - Вот это уже правильный разговор, - Воропаев сразу весь подобрался и даже подтянулся к толу поближе, - есть у меня одна пленочка, для начала, хочу чтобы ты посмотрел, а там уже обсудим.
***
Малиновский сосредоточенно сопел, нагнувшись над монитором. Воропаев с удовольствием третий раз щелкал на повтор, наблюдая за тем, как мрачнеет и мрачнеет его лицо. - Ваши дружеские терки – это не мое дело, а вот как брату... мне, ты понимаешь, неприятно. - И чего ты от меня хочешь? - спросил Малиновский неожиданно хриплым, несвоим голосом. - Я, Ромочка, хочу чтобы ты его трахнул. При мне. Малиновский молчал. - Трахнешь – отдам запись. Естественно, после того как он откажется от места и разорвет помолвку. Я даже позволю вам обоим остаться в компании. Не жалко, - Воропаев, нахально ухмыляясь, сидел в кресле, закинув ногу на ногу, - Пидором больше, пидором меньше. Главное он в следующий раз хорошо подумает прежде чем переходить мне дорогу. Нет – отдам Кире, и тогда мало никому не покажется. - Значит хочешь чтобы я при тебе опустил Жданова? Воропаев радостно кивнул. - И думаешь я на это пойду? - Не ты на это пойдешь, а вы оба на это пойдете. Три дня вам на размышления.
***
Воропаев специально заехал в офис. Прошел по обычному маршруту, не отказав себе в удовольствии смерить все проницательным, строгим взглядом будущего хозяина. Фыркнул на по-базарному кричащую в трубку секретаршу Марию, но по неизживаемой привычке заглянув в ее декольте, решил, что пока ее тоже увольнять не станет. В голове с новой силой закопошились кое-какие приятные мыслишки, которые он с удовольствием додумал в компании чашки кофе и надоевше взвинченной Виктории. - Викуля, если ты на ломах, - сказал он ей, прежде чем свернуть в сторону кабинета Жданова, - только скажи, я тебе одолжу, - после чего, осветив приемную улыбкой счастливого хама, он скрылся за дверью. - Что? Что, Вика, что случилось? - запоздало опомнилась Мария, бросив на стол увесистые папки. - Он... он, ты знаешь он какой-то странный, - запинаясь пролепетала та. - Да как обычно по-моему. Девушки замолчали и уставились на дверь. Обычно из кабинета Андрей Палыча в таких случаях доносились голоса, но в этот раз было зловеще тихо. Они переглянулись и пододвинулись к кабинету ближе. Снова непонимающе переглянулись.
Тишина продолжалась с пятнадцать минут, потом была прервана приглушенными звуками Воропаевского театрально-мефистофелевского хохотка. Дверь хлопнула, и тот вышел и широким шагом направился к выходу, бросив на ходу: - Приятно оставаться дамы.
Минут через десять выскочил и сам Жданов, вжавший голову в плечи, прячущий лицо за поднятым воротником с нервно бегающими глазами и чуть покрасневшим лбом. - Девочки, не ждите. Да, и, Вика, отмени... - промямлив это он выбежал прочь.
- Действительно странно, - подытожила Мария. Вика кивнула.
***
- Кира, Кира, он меня пугает! Да, я же говорю какой-то странный! - жаловалась Вика уже через минуту, закрывшись в пустом кабинете, в трубку. - Обозвал меня наркоманкой и, главное, ходит с таким лицом довольным. Я даже не припомню когда в последний раз... Точно что-то случилось, точно тебе говорю! Еще Андрей вылетел красный такой весь. Ну, да я... Я же тебе говорю — что-то странное. Он явно что-то замышляет. Не Андрей, причем тут Андрей? Саша. А Андрей, да, он вылетел с красной рожей. Они минут десять поговорили. Нет, я не знаю о чем. Мы как ни старались — ничего не услышали. Хорошо. Кира, ты же знаешь, я для тебя все что угодно, всегда... Ой вот не надо. Действительно же, все что угодно. Или приезжай. Точно тебе говорю. У меня нюх! Чутье на такие вещи.
***
Воропаев жмурился на солнце, выглядывая из открытой двери машины, иногда с нетерпением смотрел на часы. Он уже начал выстукивать пальцами по приборной панели рваный ритм, когда наконец заметил подъезжающую к гостинице машину. Машина затормозила, и из нее вышел решительный и очень мрачный Малиновский. Какое-то время он, сунув руки в карманы, постоял у капота, потом широким шагом направился к пассажирской двери, открыл ее и вытащил Жданова, который при этом разве что не цеплялся за обивку сиденья, а, оказавшись вне защиты салона, повис на друге, вцепившись в него обеими руками. Подходили они медленно и молча.
Так же молча, только кивнув, прошли мимо портье. Жданов выглядел более чем жалким: сжавшийся, с выпученными глазами и какой-то весь перекошенный, похожий одновременно на мокрого кота и побитого щенка. В лифте он старался отодвинуться как можно дальше от Воропаева и почти прятался за спиной Малиновского, зло и с вызовом поблескивая из-за очков глазами. Малиновский был нетипично серьезен и бросал на друга обеспокоенные взгляды. Воропаева это забавляло, но вместе с тем, он заметно нервничал, чуть не вытирая вспотевшие руки об одежду. Дверь лифта открылась, и, пройдя по коридору, они остановились перед номером. Рука Воропаева заскреблась ключом об замок. Щелкнуло, повернулась ручка.
- Что ж, приступайте, - Воропаев щедрым жестом указал на кровать и прошелся до кресла, в которое и сел.
Жданов кашлянул и замер в шаге от кровати, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Лица на нем под трехдневной щетиной положительно не было, вид он имел растрепанный и жалкий. Малиновский, впрочем, выглядел не лучше. Нерешительно мялся, пару раз почти коснулся плеча друга под черным рукавом пальто, просяще пробормотал: - Андрей? Воропаев внимательно наблюдал за ними. - Ну, - нетерпеливо произнес он, радуясь, что предусмотрел бутылку коньяка, - раздевайтесь, - при этом потянулся к шкафчику бара — вынул пузатую и стакан, налил себе, - давайте-давайте. Малиновский решительнее тряхнул друга, извлек его, вялого и мягкого, из пальто и развернул к себе. - Андрей, - реакции не было. - Андрей, возьми себя в руки, - он смотрел пронзительно-серьезно, но Жданов, как капризный ребенок, отворачивал лицо. - Андрей! Воропаев, хищно прищурившись, медленно потягивал коньяк. - Да, взгляни же уже на меня! - Малиновский начинал выходил из себя. Жданов поднял лицо с обреченным взглядом ведомого на заклание агнца. - Это, что я что ли в квартиру свою мужиков таскаю? Меня что ли поймали на горячем? - зло шипел Малиновский ему в лицо. - Или, может быть, это мою задницу мы сейчас спасаем? Услышав про «задницу» Жданов негромко отчаянно застонал и осел на кровать, закрыв лицо руками. - Я не могу, Рома, не могу... - залепетал он. - Так, давайте без семейных сцен, - сердито произнес Воропаев, допив залпом коньяк, - разделись, раз-два, раз-два, оделись и разбежались. Друзья посмотрели на него одинаково зло. Переглянулись, и Жданов взялся остервенело развязывать ни к месту и непонятно зачем надетый галстук, Малиновский нехотя скинул куртку.
***
- Кира? Кира, да, они тут. Вошли. Да. Кира, ты скоро подъедешь? Жду, давай, жду, - Вика с сигаретой и трубкой в руках переминалась на крыльце гостиницы, - это все очень странно, так что тебе бы лучше поторопиться. Да, номер я знаю, но сама понимаешь, черт их поймет, что они там затеяли... Приехавшая на такси за Воропаевым и прятавшаяся от него сначала за углом, потом, подобравшись ближе, в кустах, Вика видела, и как подъехала машина с Романом и Андреем, и как те выходили, и потом вместе с Воропаевым прошли к гостинице, и скрылись в дверях. Жалкий вид Жданова, едва волочащего ноги, и непривычно собранный, решительный всегда веселого и бесшабашного Малиновского, и, главное, воровато-нервный Кириного брата показался ей еще более подозрительным, чем все более чем подозрительное поведение Воропаева за последние несколько дней, и внутри нее все уже зудело от любопытства. Приплясывая от нетерпения и притопывая перепачканным в земле каблуком она едва могла дождаться, когда подъедет Кира. И когда, наконец, подъехала машина бросилась к ней еще до того, как успела открыться дверь.
***
- Рома, - на выдохе, близоруко глядя, шептал Жданов. Тот сосредоточенно брал в ладони его лицо, - Рома, я не могу. Брови Жданова сходились трогательным домиком, губы капризно, словно он был готов зарыдать поджимались и подрагивали. - Андрей, - так же тихо, но решительно отвечал Малиновский, заваливая друга на покрывало, - ты же сам так решил, так надо. Он целовал Андрея, легко касаясь губами. В подбородок, в шею. Расстегивал рубашку, с замиранием прислушивался к запаху, к ощущениям в пальцах и щеке, которую царапала щетина. - Рома, Рома, пожалуйста не надо... - Андрей уже плаксиво стонал, - давай придумаем что-нибудь другое, давай... - живот с тонким слоем жирка вздрагивал, поднимаясь вместе с прогибающимся телом под горячим языком и холодной, бьющей по боку пряжкой расстегнутых брюк, - ... давай убьем его, зарежем осколком бутылки и сбежим вместе... в Мексику или Африку...
- Ничего себе, какие расклады, - вмешался Воропаев. Щеки его были красны, глаза косили, а кудрявые волосы встрепаны, словно он запускал в них пальцы. - Заткнись, - зло, сквозь зубы оборвал его Малиновский и вернулся к делу.
Жданов продолжал тихо хныкать. Воропаев, потерев шею, словно желая ослабить невидимый галстук, подвинулся ближе, сел на самый край кресла. Его лицо внимательное и напряженное медленно становилось красным.
- Роман! - вполголоса угрожающе взвыл Андрей, когда почувствовал на своих ягодицах стальные пальцы, - мы не договаривались так! - негромко, но с возмущением заявил он.
Малиновский поднял лицо. Выглядел он зло. - А как, еще, извини меня, - прошипел он, - прикажешь тебя трахать? Жданов секунду с вызовом смотрел, потом сник и надулся, и даже чуть было не закутался порывом в смятое лежащее рядом с ним покрывало. -Дьявольщина! - Роман, особенно отчетливо в этот момент почувствовавший на себе взгляд Воропаева, вскочил и пнул кровать. - Я что, по вашему, железный? - взбешенно проорал он, сначала глядя на Андрея, который, похожий на малолетнюю девственницу, испуганно подтягивал к себе покрывало, а потом развернулся и к Воропаеву. Едва не просверлив в нем, уже заметно пьяном, дыру взглядом, он схватил бутылку и принялся хлестать из горла.
- Умываю руки, - резюмировал он, задыхаясь и ставя ее, почти пустую, обратно на стол. Воропаев, смотревший на него все то время, что он пил с возмущением, встал. Одернул пиджак. - Все-то за вас, пидорасов, самому приходится делать, - произнес он, растягивая слова, и, чуть пошатнувшись, шагнул в ботинках на кровать.
Жданов сглотнул, испуганно отполз, но Воропаев, не удержав равновесия, с победным «Ага!» упал на него. - Рома, помо... - просипел жалобно Жданов, но его рот пьяно и нагло заткнули собой губы и вкус коньяка.
Малиновский с обиженным лицом сложил руки на груди и глядел на это без любопытства. Почувствовав легкий крен, поспешил опереться о шкаф, не отрывая от кровати глаз. Жданов отчаянно барахтался, Воропаев прижимал его все плотнее, то и дело чувствительно, хоть и и не сильно бил по лицу, под дых и в бок. Но Жданов, изловчившись, сбил неприятеля с себя, отшвырнул и сам придавил сверху.
- Ах ты гнида, паскуда, - шипел он, тряся Воропаева, - убью, подонок! - Да, негодяй, а ты что думал, - тот оскалился, - только тебе все можно? Да? - извернувшись он двинул кулаком под ребра так, что Жданов, выпустив его, охнув, согнулся и уперся лбом Воропаеву лбом в плечо. - Наказание, Андрей, - Воропаев вцепился руками в его шею, - наказание должно быть неотвратимо, - и укусил за ухо, которое сразу же принялся целовать. Малиновский подошел ближе. Андрей, сначала пытаясь оттолкнуть, упер руку Воропаеву в грудь, потом приобнял и вскоре целовал того и шарил по его телу, сминая и задирая одежду с настоящим азартом, жалея лишь о том, что на обнимающие его ноги все еще надеты брюки.
Он оторвался разгоряченно дыша, и его плечо вдруг сжала еще одна ладонь — рядом стоял Роман. Его размытый, неясно видный без очков силуэт приблизился вплотную. Обдало жаром. Губы сомкнулись. Горячие, сильные, жадные и что-то его потянуло вниз — они оба рухнули на кровать обратно. Жданов едва успел вдохнуть, открыл глаза и увидел, как лицо Ромы заслонил склоненный на бок затылок Воропаева. - Саша, - бездумно произнес он. Хотел сначала оторвать его, потянув на себя, но заметил в участок шеи чуть выше расстегнутого ворота и налег сзади.
Воропаев стонал. С него сорвали пиджак и сзади, прижавшись грудью и обжигающим, горячим пахом, обнимал не отрывающийся от его шеи Жданов, а спереди сжимая сильными пальцами бока, а потом ягодицы жадно целовал в грудь Малиновский. Была в его положении, как ему представлялось в те моменты, когда еще получалось думать, неприятная насмешка судьбы, особенно гадко ощущалось то, что нагломордый Андрющин дружок оказался человеком куда более приятным, чем он о нем всегда думал раньше, но менять что либо он был совершенно не способен и только простонал «Да», когда почувствовал как сжимаются руки на ягодицах.
Руки и ноги переплетались, одежда стаскивалась и отбрасывалась, Малиновский целовал то Жданова, то Воропаева, который ему неожиданно понравился. Забирался глубже и тому и другому пальцами под одежду.
- Ром, - задыхаясь прошептал ему в ухо Анрей, - ты взял? Боже, хочу его. Сейчас. Скорее-скорее... давай... Малиновский, спохватившись, скатился с кровати и принялся обшаривать, лежащую на полу куртку. Когда он вернулся — заполз на кровать, Воропаев почти полностью раздетый, со сбившимися у ботинок штанами лежал, раздвигая колени. На нем сверху, и чуть сбоку — Жданов, наизготове, протягивая руку за смазкой. Малиновский скорее подобрался ближе. Андрей фукнул геля на ладонь, склонился над Сашей, потом как-то быстро перекинул его спутанные ноги через себя, еще попыхтел, хлюпая смазкой, навалился и, судя по воплю, вошел сразу и виновато замер. Воропаев под ним тяжело, раскрыв рот, дышал, стискивал зубы и снова раскрывал рот, жмурясь.
Роман заботливо снял с него первый и второй ботинок, стянул штаны, погладил утешающе по ноге. Расстегнутые брюки Анрея постепенно сползали с начавших медленно двигаться ягодиц. И Малиновский сначала положил руку на ритмично движущийся зад, погладив, скользнул ниже, погладил промежность, потом убрал руку и, подумав, выдавил из пузырька на пальцы вязкую лужицу, нагнулся над обоими сверху. Когда его пальцы, поймав ритм, коснулись входа и надавили, Андрей только ахнул.
***
- Ну что у тебя там? - Кира раздраженно поправила темные очки. Вика, чуть не прыгающая вокруг, сегодня особенно раздражала ее. - Они вошли, уже наверное полчаса, нет, час назад, - возбужденно жестикулируя торопила подругу она, - здесь все не так просто. Я в этом уверена на все сто, нет, даже сто пятьдесят процентов. Я взяла второй ключ у портье. Пришлось его очаровать... Кира смотрела на нее с большим сомнением, но в гостиницу они вошли и процокав каблуками по блестящему искуственного мрамора полу, прошли мимо стойки регистратора, затем в лифт. Двери раздражающе медленно закрывались. Мотор неприятно гудел. На какое-то мгновение, прежде чем открыть двери, кабина замерла. Наконец створки с громким неприятным шумом разъехались и Кира Юрьевна с Викторией шагнули в полутьму коридора. - Женщин никаких не было? - уже в пятый раз за день спросила Кира, встряхивая золотистым каре. - Да нет же тебе говорю, - Вика громко шептала, выискивая в сумочке ключ, - Андрей с понедельника какой-то пришибленный. А выходные, ты сама сказала, Саша доложил, что все было чисто. - Не понимаю, что им тут делать. Переговорить могли бы и в офисе вечером. И что нам тут делать тоже не понимаю, - говорила Кира сердито, всем своим видом давая понять, что только потакает неразумной прихоти. Вика тем временем неизящно нагнулась и осторожно вставляла ключ в замок: - Послушаем, о чем они говорят.
Щелкнуло, и дверь тихо открылась. Женщины прислушались, но голосов не было, и каких-то других звуков они разобрать не сумели. Кира, а за ней Вика, бесшумно ступая, шагнули в коридорчик и замерли у притворенной внутренней двери, за которой было слышно какое-то глухое шуршание, странные скрипы, бормотанье и охи. Они переглянулись, пожали плечами. Кира осторожно толкнула дверь и в ужасе замерла. На кровати двигались, дергались, совокупляясь брат, любовник и его лучший друг. На какой-то момент, дрожание ягодиц, волосатых ляжек и живущих отдельной жизнью проворно ползающих по телесной массе рук ее ослепило, ей даже пришлось схватиться о косяк.
- Что... - ее голос, прозвучав визгливо, сорвался, она прокашлялась, чем привлекла внимание враз замершей троицы, - что, здесь происходит?! Я требую объяснений!
Из-за ее спины выглядывала перекошенная то одновременного изумления и отвращения мордашка Вики.
И вдохновение захлестнуло меня Реально. Я тут читал Толстого, того который Лев, скучал по Лордеку, медленно и педантично поглощал лекарства и понял. Накатило. Едва дышу. Я понял как писать по ГП, не смейтесь. Умные люди просекли эту фишку давным давно, только хитро, претворяясь деффачками, скрывали, пока унылые монстры их от зависти радостно гнобили. Надо писать АУ, ООС и так, буто бы семь книг вообще не читал и фильмов не видел. Тогда и только тогда возможна магия )
Кароче сяду, не сегодня и не завтра и напишу Лордеку на ДР.
О том, как я съездил к Лордеку или впечатления о Риге. Может кому и интересно.
У меня исписана пара листков в ежедневнике, их я переносить конечно же не буду - кто же разберет каракули нашкрябанные в автобусе с единственной целью забыться и не втыкать в щедро предоставленный телек с быдло-быдло фильмами российского пошиба добандарчуковского периода. Так что впечатления пишу заново, уже несколько переосмыслив.
Психологи от менджмента и прочие проповедники туфты говорят: для впечателния о человеке важны первые сколько-то там секунд, а не многочасовая беседа о философии и литературе, как учила меня бабушка. Вот и я думаю, что же определило мое впечатление от Риги то, что в первые пять минут моего пребывания мне отказались поменять сотню евро, создав тем неповторимый флер голозадости, или вся остальная неделя.
Короче, Рига мне не понравилась сразу. Как не понравился и еще добрый десяток городов в которых я уже побывал. Зато, в этом не могло быть сомнений, мне понравился Лорд. Он звал меня Паук, кормил и упорно нажимал на тему "ну, Паук, еще один коктейль". Вместо домов старой европейской архитектуры, таких, каких, если верить фотографиям, полно в каждом городе чуть старше трех сотен лет, мне запомнился его профиль на фоне окна в клубах сизого табачного дыма. С восторженными нотками голос, обрывающиеся интонации и взгляд "есть чо?". Такой с подъебом к миру "Вы, господа, говно" или "ну, вы уже любите-любите меня?" или "ну что уже смешно?"
И от того, что таскаться даже спохмела вместе с Лордеком по всяким жутким местам было на диво приятно и латыши такие казались смешные симпатичные дурачки, мне было очень жалко и обидно уезжать. Глядя в окно на вокзал, на смешных дурачков латышей, которые, сволочи, остаются, на воду реки, мост, железнодорожные пути и телебашню, я вспоминал как мы ехали в электричке и как было это весело и хорошо. Глядя на сосны и песок, я вспоминал Юрмалу и озерцо. Как валялся на песке и шлепал ногами по воде, пил омерзительный сидр. А за час или два до подъезда к границе у дороги в траве, когда уже начал спускаться туман, бродили аисты, опустив клювы к земле. И я решил, что Латвию все же люблю.